СССР "взорвал" национальный вопрос. Площади городов национальных республик оказались заполненными толпами фанатиков, не желающих знать и слушать что-то иное, отличающееся от речей их лидеров. У них был всего лишь один лозунг, он же призыв – "Долой!", - повторяющийся на разных языках. Откуда они взялись? Для получения ответа надо обратиться в недавнее прошлое, к истории СССР.
В 1950-1960 гг. производительность труда в сельском хозяйстве увеличилась за счёт насыщения его техникой. Это привело к высвобождению трудовых ресурсов; люди во всё большем количестве устремились в города. Переезд в город для каждого человека оборачивается стрессовой ситуацией, трудностями адаптации к новым условиям. Дело в том, что ритм жизни и труда на селе и в городе существенно различаются. В первом случае рабочий график строится по природному календарю – периоды интенсивной работы (посевная, уборка и т.п.) сменяются периодами относительного, конечно, отдыха (между посевной и уборочной, зимний период). В городе господствует конвейер: независимо от времени года и суток надо вставать и отправляться на завод или стройку, или ещё куда, и там выполнять за определённый период времени (час, смена) установленный объём работы.
Когда перемещение людских ресурсов из сельской местности было небольшим, отдельный человек попадал, как правило, в уже сложившийся коллектив местных жителей и с их помощью ему было легче приспособиться к новой для себя среде. При существенно возросших масштабах перетока структура городского населения изменилась в сторону преобладания в ней вчерашних крестьян. Получалось, что в сложный для каждого человека период адаптации к городским условиям, он оказывался в окружении таких же приспосабливающихся. Помощь от них он, в принципе, мог получить, но, поскольку они и сами многого ещё не знали и не понимали, помощь эта не могла быть сравнима с поддержкой старых горожан.
Не каждому оказывалось по силам найти своё место в новой среде обитания. При этом обратная дорога для них была закрыта: кто-то не может вернуться по моральным соображениям (боязнь прослыть неудачником среди односельчан), а большинство - вследствие отсутствия рабочих мест (абстрагируемся от того момента, когда переток стал недопустимо большим, и в ряде областей село опустело). В итоге некоторые из них опускались на дно в прямом (вынуждены были селиться в неприспособленных помещениях, перебиваться случайными заработками) и переносном смысле (оказывались вне общегородского процесса развития). Другими словами, становились маргиналами – утратив прежние социальные связи (сельская жизнь), не приобрели новые (городская жизнь); оказались между двумя культурными структурами, системами норм поведения.
Поскольку для большинства людей, а для упомянутой категории особенно, характерным является поиск причин личных неудач вне себя, то они начали связывать невозможность достижения своих целей не собственными недостатками, а засильем, по их мнению, представителей некоренных национальностей. Примерно до середины 1960 гг. городское население Молдавии, Средней Азии и некоторых других национальных регионов было преимущественно русским или (в терминах перестроечного периода) русскоязычным. На них и стали указывать как на причину собственных неудач. К примеру, приехавший из села человек хотел стать водителем трамвая, но ему отказывали в этом по причине непригодности и невозможности обучения на основании общеобразовательной отсталости. А вот прибывший из-за пределов русский водит трамвай. Для неудачника – представителя титульной национальности, - это объясняется не тем, что русский смог освоить премудрости профессии, а тем, что он русский и кто-то неведомый, но злой намеренно вытесняет его и других коренных на обочину жизни.
Городское дно стало буквально живительной почвой роста национализма. Причём национализма маргиналов, предпочитающего, в силу убогости культурного развития, действовать по законам толпы. Для этого случая присущ эмоциональный подъём, отказ от логики и невосприятие каких-либо иных мнений, кроме собственного. В толпе воля отдельной личности подавляется; человеку передаётся эмоциональное состояние окружающих, повышается внушаемость людей, снижается до минимального уровня критичность подаваемой информации, утрачивается контроль над собственным поведением.
Стимулировала, буквально пестовала национализм такого рода не самая лучшая часть творческой интеллигенции, которая в утрате всё большего числа элементов национальной культуры, что неизбежно при интенсивной индустриализации, видела для себя потерю перспективы, своего благополучия. В частности, видела в национализме (даже без создания собственного государства) способ собственного выхода на международный уровень, признания в зарубежных кругах. В условиях единого союзного государства ей приходилось в этих же целях преодолевать бюрократический путь отбора; при всех недостатках процесса в нём было и рациональное зерно – отсекалась посредственность, пошлость и проч., чего сейчас переизбыток.
Первые проявления националистического толка внешне были несерьёзными. Так, на главной площади Кишинёва в ту пору стояли 2 памятника – Ленину и Штефану Великому (глава молдавского государства в XV в., прославился борьбой за единство страны, был одинаково почитаем официальными властями и националистами). В праздничные дни к монументу основателя советского государства возлагали цветы; к концу дня их становилось очень много, и тут появлялись "активисты", которые перетаскивали букеты от памятника вождю пролетариата к монументу Штефану. В дальнейшем всё стало очень уже серьёзно, но время для принятия превентивных мер прошло; власти не сумели и не нашли адекватного ответа и ситуация перешла в стадию неуправляемого конфликта, кровавого в некоторых случаях – Приднестровье, Таджикистан, - далее везде.
4.7/3 
881